Сама жизнь — это и есть счастье
Фотография шестилетней девочки — узницы концлагеря Озаричи в Гомельской области (Беларусь), где погибло почти 20 тысяч человек, — была сделана в марте 1944 года, а потом облетела весь мир
Подпись под фото девочки с огромными глазищами гласит: «1944 год. Шестилетняя Вера Курьян из деревни Подвидки — узница концлагеря в Озаричах».
Вера (теперь ее фамилия Солонович) до сих пор жива. Ей сейчас 81 год. О войне она говорит спокойно и буднично, как будто это было не с ней, не с ее близкими…
САМА ЖИЗНЬ — ЭТО И ЕСТЬ СЧАСТЬЕ
— Сама я не помню начала войны, — признается Вера Сергеевна. — Потом уже люди рассказывали, что и как было. Все помогали друг другу, поддерживали, делились последним куском хлеба.
Поодиночке бы не выжили.
Когда маленькой Верочке было два года, на их деревню напали немцы. Верина мама схватила люльку из лозы с новорожденной сестрой Веры Олечкой (такие люльки женщины брали с собой в поле и вешали на вбитые в землю колышки) и побежала вместе с Верой и ее старшим братом Женей на болото прятаться от немцев. Болото называли Бабинец, оно было несколько километров в диаметре.
— С нами в деревне жила учительница из Москвы Люба с двумя сыновьями. Она бежала в Бабинец со всеми, но болото было далеко, и она выбилась из сил. Люба взяла своих мальчиков и пошла к немцам.
«Попрошу их, чтобы не стреляли, — сказала Люба моей маме. — Они же тоже люди, и у них тоже есть дети, просто с ними нужно поговорить, чтобы они поняли, как нам страшно». Больше мы ее не видели… Наш сосед Иван Голуб потерял в суматохе дочку и, когда искал ее, наткнулся на Любу. Он видел, как немцы привязали ее к дереву на глазах у ее детей и избили до смерти, несмотря на все ее мольбы.
Немцы безжалостно убивали даже стариков и детей, но маленькую Верочку почему-то пожалели.
— Мама еще не отошла от родов, и скоро силы покинули ее, она упала на землю, подмяла нас с братом и сестрой под себя — чтобы хоть как-то защитить. К ней подошел немец с автоматом, вскинул его, чтобы добить нас — и тут я зачем-то вылезла из-под мамы. Стала прямо напротив солдата и улыбнулась ему — наверное, пряжки мне его блестящие понравились, — рассказывает Вера Сергеевна.
«Попрошу их, чтобы не стреляли, — сказала Люба моей маме. — Они же тоже люди, и у них тоже есть дети, просто с ними нужно поговорить, чтобы они поняли, как нам страшно». Больше мы ее не видели… Наш сосед Иван Голуб потерял в суматохе дочку и, когда искал ее, наткнулся на Любу. Он видел, как немцы привязали ее к дереву на глазах у ее детей и избили до смерти, несмотря на все ее мольбы.
Немцы безжалостно убивали даже стариков и детей, но маленькую Верочку почему-то пожалели.
— Мама еще не отошла от родов, и скоро силы покинули ее, она упала на землю, подмяла нас с братом и сестрой под себя — чтобы хоть как-то защитить. К ней подошел немец с автоматом, вскинул его, чтобы добить нас — и тут я зачем-то вылезла из-под мамы. Стала прямо напротив солдата и улыбнулась ему — наверное, пряжки мне его блестящие понравились, — рассказывает Вера Сергеевна.
Солдат тоже улыбнулся девочке, опустил автомат, достал губную гармошку и начал играть. А потом просто пошел дальше, оставив малышку и ее семью в живых.
Следующие четыре года они прожили на болоте.
«ДО СИХ ПОР НЕ ЛЮБЛЮ КОСТРЫ»
— А какая там еда на болоте? Ели ягоды, грибы, кору с деревьев, иголки. Первый год еще пробирались по ночам в деревню и таскали там, что могли, копали картошку по ночам, которая ближе к лесу росла. А как потом выживали — не представляю…
Пока люди выживали на болоте и спали на голой земле, в их домах в Подветке отдыхали немцы.
— Одна женщина решила: лучше я своих курей передавлю, чем они немцам достанутся. Ночью доползла по борозде с картошкой к курятнику и передушила всех курей и петуха. Привязала к себе, сколько могла утащить, и только поползла обратно, как петух очухался и закукарекал во всю ивановскую! Всех немцев в деревне перебудил! Ох и убегала она оттуда, — смеется Вера Сергеевна. — Говорит, дались мне эти куры.
На болоте нельзя было выкопать землянку — собирали шатры из еловых веток, в них и жили. Костры разводили только ночью, совсем небольшие и только в полной тишине. Пока одни грелись у огня, другие вслушивались, не летит ли самолет, и при малейшем шуме их тушили.
— До сих пор не люблю костры. Как увижу, страшно становится, — говорит Вера Сергеевна. — Столько лет прошло, а все равно кажется, что сейчас немцы прилетят и бомбу сбросят. Пили болотную воду, выйти из болота за чистой боялись, ходили босиком даже в самые морозы — обувь было взять негде. Когда немцам становилось скучно, они приходили и стреляли наугад в болото, надеясь попасть хоть в кого-то, но сами идти туда боялись, не знали безопасной дороги.
«В ЛАГЕРЕ ОКАЗАЛОСЬ ЕЩЕ ХУЖЕ, ЧЕМ НА БОЛОТЕ»